Типология правопонимания

В начале XX в. назрело понимание  необходимости использовать знания, накопленные в других общественных науках, для объяснения правовых феноменов. При этом, хотя теории права не являются частью экономики права, именно тенденции в сфере правовых теорий открыли этой дисциплине возможности развития. Таким образом, экономическая теория смогла предложить определенный инструментарий для анализа правовой системы, который был востребован юристами(12. Хотя потребность в экономическом инструментарии возникла в начале XX в., лишь спустя 50 лет юристы действительно начали его использовать. То есть спрос со стороны некоторой части юридического сообщества оказался необходимым, но не достаточным условием для возникновения экономики права.).

Школа критической теории рас (нет информации)

23.      Становление и развитие интегративной юриспруденции.

На пути к синтезированной (интегральной) юриспруденции     

Попытки упорядочения и гармонизации юридических знаний в рамках единой теоретико-познавательной и практической дисциплины предпринимались неоднократно, но сколько-нибудь длительного и устойчивого эффекта не имели. Эти попытки сопутствуют специализированной юридической мысли с самого ее зарождения — в особенности с момента логико-понятийного оформления знаний о мире, общественной и политической жизни, о правах и законных обязанностях человека в семье, роде-племени и затем в государстве. Средневековая юриспруденция стала первой концентрированной формой всеохватывающей науки о праве. Впоследствии ее последовательно сменяли энциклопедия права, общая теория права, в некоторых вариантах с включением в последнюю также науки о государстве. Так появились, в частности, курсы общей теории права и государства в истолковании Л. И. Петражицкого (1910), Г. Кельзена (1954), а также курсы теории государства и права в традиции советского марксизма.     

Античное правоведение усилиями греческих  философов и римских юристов  наиболее последовательно и многосторонне  обсудило природное (божеское и человеческое) происхождение и назначение права в социальной жизни человека, и, в частности, в законопослушном поведении граждан древних городов-государств. Их выводы и обобщения пребывают в определенной, в том числе идейной и концептуальной, преемственной взаимосвязи с философскими и мифопоэтическими представлениями народов других древних регионов мира — Месопотамии, Египта, Палестины, Индии и Китая. Особенно близкими и созвучными им были темы справедливости устанавливаемых законов, а также признание их важной роли в деле защиты слабых от сильных и беззаконных, тема о божественном происхождении либо божественной санкции устанавливаемых законов и многое другое.      

Объединение проблематики божественно-природного и человеческого в политических законоустановлениях стало одним из важных универсалистских направлений в древневосточных и античных философствованиях о природе и назначении права. Другим направлением подобных размышлений и обобщений стало обсуждение благоустроенности государств и, в частности, проблемы выбора «верного пути» для государства, а также того, что считать «полезным для общего дела» с последующим итоговым заключением, например, о том, что «приличие требует подчинения закону, власти и умственному превосходству» (Демокрит). Еще одной важной объединяющей темой для древнегреческого и римского правоведения стала проблема справедливости власти в ее связи с правдой-справедливостью, пользой и красотой (Гераклит), с пользой сильнейшего (Фразимах), с подчинением законам государства (Антифонт), с разумностью требований законов (Платон) и воспитательным воздействием существующих или рекомендуемых законов (Аристотель).     

Наибольшей упорядоченностью и  синтезированностью общей трактовки  права как масштаба (меры, мерила) справедливости отличается теоретическая позиция Аристотеля, самого универсального мыслителя в классической античной политической философии, стремившегося представить эту философию как науку (эпистемис) и как умение (динамеос),взаимосвязанные общей заботой о благе. Ни одна наука не существует ради зла, утверждал Аристотель, но делал это не без оговорки. Природа, рассуждал философ, дала человеку в руки оружие — умственную и нравственную силу, а ими вполне можно воспользоваться и в обратную сторону.4[4]     

Науки имеют дело с общим, поскольку  они предполагают способность охватить предмет умозрением, что возможно только с помощью общего правила, которое, в свою очередь, предполагает способность в распознавании  этого общего с помощью особого  внимания и рассудительности и, вдобавок, способности (умелости) в других делах. Так, например, законодательному искусству надобно учиться не по наставлениям комментаторов, а у самих государственных мужей. Законодательное искусство в этом смысле, как и другие искусства, предполагает овладение знанием (наукой) и умением одновременно.     

Более всего философа беспокоила необходимость  и забота о том, чтобы «философия, касающаяся человеческих дел, получила по возможности завершенность и  полноту». Эта философия охватывает и область государственного устроения. Сопоставляя государственное устройство, следует постараться, советовал философ, «охватить умозрением» те причины, которые «сохраняют или уничтожают государство вообще и какие служат сохранению и уничтожению каждого вида государственного устройства, а также по каким причинам одними государствами управляют хорошо, а другими плохо». Для чего необходим именно такой вариант обсуждения политического опыта людей? Ответ составлен следующим образом: «Ведь охватив это умозрением, мы скорее, наверное, узнаем, какое государственное устройство является наилучшим, каков порядок при каждом государственном устройстве, какие законы и обычаи имеют в нем силу».5[5]     

Таким образом, умозрительный охват  политики есть составная часть философствования по вопросам человеческих дел в самых  различных вариантах их существования  — в общении социальном, политическом, умственном, нравственном, а также  семейном и государственном. Таким выглядит античный философско-политический мировоззренческий универсализм в замыслах и, отчасти, в исполнении Аристотеля.     

Наибольшую преемственность с  аристотелевским универсализмом демонстрируют  не средневековые юристы, а политические философы Нового времени. Среди них заметно выделяется Ф. Бэкон — философ, естествоиспытатель, заявивший о необходимости создания Нового (послеаристотелевского) Органона, а также государственный муж (лорд-канцлер, стоявший во главе Суда справедливости) и автор ряда публикаций по вопросам правоведения и законодательной политики.     

В трактате «Великое восстановление наук» он в известном согласии с Аристотелем утверждал, что  правовые вопросы нужно рассматривать  с философской и юридической  точек зрения и с позиций политических деятелей. Именно последние прекрасно знают человеческую природу и природу общества, а также природу общественного блага, естественной справедливости, нравы различных народов, различные формы правления и способны выносить суждения на основе принципов и положений как естественной справедливости, так и политики (общественной пользы). Он считал также необходимым в каждой отдельной области права выявить некий символ и идею справедливости с тем, чтобы «извлечь критерий для оценки достоинства законов любого государства и попытаться их исправить».6[6]     

Ф. Бэкон призывал не смешивать  юридическую науку с юридической  практикой, а в общеобразовательной  юридической литературе различал шесть видов «вспомогательной литературы» в широком смысле этого термина: институции (наставления), литература о значении терминов, о юридических правилах, древние законы, суммы, процессуальные формулы. При этом особую роль отводил знакомству со словарем юридических терминов.     

Юриспруденция как «стройная система» знаний становится предметом обсуждения еще одного универсального ума начала Нового времени в лице Гуго Греция. Право предстает в его изображении такой системой, которую можно изложить в целом и в некоем последовательном порядке, а также в сокращенном изложении либо в изложении с комментариями. Для Греция также характерно стремление придать каждой отрасли права научную форму. Имелись в виду прежде всего такие отрасли, как право римское, право отечественное (внутригосударственное) и право, которое «определяет отношения между многими народами или их правителями и которое имеет своими источниками самую природу или установлено законами божескими, или же введено нравами или молчаливым соглашением». Подобное фиксирование научной формы необходимо проделать, «тщательно отделив то, что возникло путем установления, от того, что вытекает из самой природы». И все это делается для того, чтобы «прийти на помощь юриспруденции».     

Для превращения юриспруденции в стройную систему «жрецам истинной справедливости» надобно, по мнению голландского философа, изложить отдельно естественную, неизменную часть юриспруденции и выделить затем то, что имеет источником свободную волю. Юриспруденцию следует излагать в виде совокупности учений о законах, податях, должности судей, истолковании воли, достоверности фактических обстоятельств. При этом важную роль выполняет надлежащий способ изложения. Например, все право войны и мира как науки, касающейся союзов, договоров, соглашений народов и государей с иноземными народами, должно излагать в такой последовательности: учение о происхождении права, отдельные проблемы и понятия, толкование правовых актов, четкое различение сфер естественного права, божественного права, права народов, внутригосударственного и канонического права, а также сборники юридических казусов («вопросов совести»).7[7]     

Значительным уточнением общих  возможностей и конкретной практической роли знания в делах законоведческих стало впоследствии социологическое восприятие и истолкование законов и способов властвования. У истоков этой позиции в Новое время стоит Ш. Л. Монтескье, который в своем фундаментальном исследовании «духа законов», создаваемых людьми, сделал следующее весьма нелестное высказывание о пользователях законов, которое не утратило своей критической оправданности и в наше время. Он точно так же, как Аристотель и Ф. Бэкон до него, полагал, что «изучение людей дает ключ ко всему бесконечному разнообразию их законов и нравов», причем каждый частный закон в каждом случае связан с другим частным законом или зависит от другого, более общего закона. Дух законов — это, скорее, дух эпохи, например, античной, средневековой или новой. Конструкция духа законов (эпохи) — необходимое условие для усвоения определенной исторической эпохи и для того, в частности, «чтобы случаи, существенно различные, не принимать за сходные и не просмотреть различий между теми, которые кажутся сходными». Необходимые для этого принципы различения автор выводит «не из своих предрассудков, а из самой природы вещей».     

Усилиями И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля юриспруденция (наука о праве) обособляется от философии (метафизики, философской науки) права и выдвигается ряд аргументов в пользу именно такого обособления. И. Кант считал, что совокупность законов, для которых возможно внешнее существование, и составляет предмет учения о праве, причем учение о праве может стать также юриспруденцией. Без объединения его с юриспруденцией оно остается всего лишь узкой юридической наукой (jurisscientid). Название «юриспруденция» относится прежде всего к систематическому знанию в виде учения о естественном праве (jus naturale), хотя правовед, по мнению И. Канта, должен в этом учении давать «неизменные принципы всякого положительного законодательства». Таким образом, учение о праве подразделяется И. Кантом на учение о положительном законодательстве, учение о праве естественном, а также на часть этого учения о праве, объединенную с юриспруденцией. Отдельно существует эмпирическая правовая практика. Учение о праве — это метафизические начала учения о праве в его связи с метафизическим учением о добродетели (т. е. его связи с этикой) и учением о естественном праве. В конечном итоге кантовская философия права предстает преимущественно как метафизика права.      

Г. В. Ф. Гегель несколько видоизменяет конструкцию философии права. Во-первых, философия права (он именует ее философской  наукой о праве) у него представляет собой часть философии, а сама философская наука о праве имеет своим предметом идею права — понятие права и его осуществление. Во-вторых, он резко обособляет философскую науку о праве от рассудочной науки о праве, в которой были так сильны римские юристы в древности, а в Новое время такие величины, как Г. В. Лейбниц. Различие между философской и юридической науками о праве проходит по линии удовлетворения или игнорирования «требований разума». Существенным свойством науки о праве является «последовательность умозаключений из данных принципов» и схожесть ее в этом смысле с математикой. Однако, как показывает опыт Рима, «именно непоследовательность римских юристов и преторов следует считать одним из величайших достоинств, которые позволяли им отступать от несправедливых и отвратительных институтов» (например, от тиранической власти главы семейства).8[8]     

За последние два века человеческой истории господствующим юридическим мировоззрением стал юридический позитивизм с его ярко выраженной тенденцией придавать праву преимущественно практический уклон, с признанием в качестве права лишь «писаного закона, заверенного подписью и печатью законодателя».9[9] Юридический позитивизм в значительной степени потеснил позиции естественно-правовой доктрины, которая хотя и соперничала на протяжении истории с юридическим позитивизмом, но лишь в редкие периоды возвышалась до положения доминирующей и высоко авторитетной. Соперничество двух подходов иногда смягчалось попытками их сближения или синтезирования — особенно в крупных философских и научно-философских системах — начиная от Аристотеля и Фомы Аквинского до Ф. Бэкона и Г. Спенсера.

Контуры синтезированной (интегральной) юриспруденции     

В русской философской  мысли уникальный опыт построения синтетической  философии принадлежал Вл. Соловьеву, который объединяющим, синтезирующим  принципом своей философской  системы сделал начало равновесия и  гармонии. Тем самым он продолжил давнюю традицию построения живого синтеза философии, начатую Пифагором с его идеей гармонии, Сократом с его гармонизацией принципов счастья, пользы, добродетели, долга, подчинения божественной воле, а также христианством с его идеей равновесия двух миров — мира идеальных сущностей и мира чувственной реальности.10[10]     

Синтетическая философия  Вл. Соловьева послужила благодатной  почвой для выдвижения концепции синтетической теории права и государства А. С. Ященко (1877—1934) и, по всей видимости, сказалась на модели интегральной культуры П. А. Сорокина (1889—1968).