Третья аксиома правосознания
гласит: «В основе всякого правопорядка
и государства лежит взаимное духовное
признание людей — уважение и доверие
их друг к другу»1. Эта аксиома указывает
на способ бытия права как отношения между
людьми, причем отношения духовного, то
есть предполагающего способность к чувству,
разуму и воле. В аспекте отношения к другому
человеку правовые смыслы проявляются
в следующих установках правосознания:
стремление к независимому достижению
выгоды и благополучия независтливость,
сравнительно-состязательное понимание
заслуг и успеха, неукоснительное соблюдение
соглашений и договоров, признание приоритета
справедливости перед состраданием и
приоритета гражданской порядочности
перед героикопатриотической, семейной
и конфессиональной добродетелями и др.
Правовые смыслы строятся вокруг единого
понятия — автономии личности и представляют
собой условие «возможности» права. На
нынешнем этапе общественного обновления
данные установки оказываются не менее
или не более важными, чем такие установки,
как чуткость и милосердие. Правовое государство,
и даже шире — правовое общество — это
не бессильная мечта, а ориентир - императив,
организующий личностное действие. Поэтому
крайне важно, чтобы большее число людей
в обществе могло демонстрировать в микросреде
реальное соблюдение права. В современном
российском обществе, провозгласившем
своей целью построение правового государства
и движение к гражданскому обществу, правовая
социализация должна играть определяющую
роль. Процессы демократизации могут развиваться
только параллельно с формированием правосознания
индиви дов. Деформация правосознания
проявляется в искажении представлений
о ценности права в различных формах: правовом
нигилизме, правовом инфантилизме, правовом
дилетантизме и« перерождении» правосознания.
Общим для всех видов деформации является
низкий уровень политико-правовой культуры
субъектов права. Правосознание индивидов
является не только и не столько осознанием
действующих законов, сколько их способностью
судить о самом государственно установленном
праве, подвергать его оценке, критике
и пересмотру. Основу правосознания личности
составляют чувство собственного достоинства,
способность самообязыванию и самоуправлению,
взаимное уважение и доверие граждан друг
к другу, к власти, а. власти — к гражданам.
Для того чтобы быть восприимчивым к «духу
права», необходимо владеть определенными
качествами, овладеть установками правосознания.
Должны быть, вопреки природным инстинктам,
агрессии, лени, глупости, проложены тропы
гласности, обсуждения, веротерпимости,
формального законопорядка. Такой законопорядок
и создает пространство и время для свободы
собственного испытания»1.
В современном отечественном
правоведении отсутствует философии
правосознания. Некоторые проблемы
правосознания рассматриваются
в философии права, в рамках которой
идея правосознания часто подменяете
идеей права.
Дело в том, что
идея правосознания более широкий
духовный феномен, чем идея
права. Безусловно, без права идея
правосознания теряет свой исходный,
подлинный смысл, но тем не
менее, не сливаясь с правом,
правосознание занимает первичное
(детерминирующее) место в их
взаимодействии. Правосознание и
право имманентно и органично
связаны друг с другом.
В контексте
такого подхода к соотношению
права и правосознания требуется
не только философия права,
но и философия правосознания.
Более того, философия права должна
рассматриваться в рамках философии
правосознания, что будет, на
наш взгляд, более последовательно.
Правосознание, его
идеи и чувства в целом определяют
право. Объективное право (в
особенности практика его реализации)
влияет на правосознание, меняя
определенным образом его содержательную
сторону (правовые определения,
установки, идеи, убеждения, настроения,
чувства и т. д.), но не может
в имманентно-сущностном плане
фундаментально изменить правовое
сознание. Здесь возможна частичная,
но не полная и глубинная
перестройка.
В данном случае
детерминируемое воздействует на
детерминанта, но не отрицает
его. По сути, внутреннее изменение
правосознания возможно только
самим правосознанием. Это происходит
в случае имманентой "работы"
субъективного правосознания: либо
в процессе влияния (и как
его результат) на правосознание
"со стороны", либо как итог
сочетания всего этого в единстве.
Позитивное же право само по
себе, без усилий правосознания,
не меняется. Соответствующая идея
правосознания способна кардинально
обновить, усовершенствовать и даже
фундаментально изменить право.
Философия правосознания
определяет общемировоззренческую,
концептуально-теоретическую основу
любой философии права. Последняя
не может существовать вне
правовой идеи (правосознания). Важно
прежде всего разрабатывать философию
правосознания, которая должна
стать философско-юридической дисциплиной.
В любом случае философия права
и собственно теория права
вынуждены прямо или косвенно
исследовать отдельные проблемы
правосознания, но вне контекста
единой и целостной философии
правосознания. Вряд ли такой
подход приведет к положительным
результатам.
Неизбежный и закономерный
отход от марксистско-ленинской
идеологии привел теорию государства
и права к определенному эклектизму
во взглядах на государственно-правовые
явления общества, в известной
степени к мировоззренческой
и идеологической аморфности, расплывчатости,
к неоправданной во многих
случаях "многозначности" под
прикрытием идей плюрализма.
В результате
отсутствия общей исходной методологической
и мировоззренческой позиции
в теории государства и права
порой присутствуют диаметрально
противоположные идеи и установки
естественно-правовые и позитивистские.
Особенно ярко это проявляется
в трактовке понятия права.
С одной стороны, признаются
теория естественного права, неотчуждаемые
права человека, необходимость правового
законодательства и многое другое,
а с другой право определяется
по-прежнему в духе юридического
нормативизма.
Таким образом,
фактически вся теория права
построена на основании позитивистской
методологии. Добавление к этому
естественно-правовых представлений
в духе либерального юридизма
не меняет сути дела. Нельзя
одновременно рассматривать право
с естественно-правовых и позитивистских
точек зрения.
Отмеченное в
полной мере относится и к
теории государства, где классовый
подход к пониманию природы
государства "соседствует"
с концепцией правового государства,
принципами разделения ветвей
власти, примата права над политикой
и т. п. В итоге теория
правового государства ("плод"
естественно-правового сознания) выступает
больше идеологическим приложением,
чем одним из ключевых звеньев
в "теоретической цепи" юриспруденции.
На наш взгляд, уже
пора отойти от подобного смешения
разноречивых, не согласуемых правовых
идей и принципов в пользу
концептуально иной философии
правосознания и права, в рамках
которой право не сводится
к норме, не существует лишь
в форме абстрактного (естественного)
закона, не "растворяется" в правовом
отношении, в юридически значимых
действиях правоприменителя, в "народном
духе", в человеческой психике
и т. д.
Право это тот социальный
феномен, который "закрыт", если
на него "смотреть" только юридическим
взглядом. В этом состоит методологический
недостаток многих интерпретаций
права. Как верно отмечает В.
Н. Синюков, наше правоведение
само себе создало методологические
ограничения, ограничив свой предмет
проблемами естественного права.'
В основу подлинного,
жизненного, реального права должна
быть положена духовно-культурологическая
идея правосознания. В данном
контексте право есть, прежде
всего, элемент культурологического
строя социума, нормативно-институциональный
выразитель и носитель адекватных
определенному типу правосознания,
типу культуры данного общества
представлений, идей, идеалов, моделей
возможного и желаемого поведения,
эталонов обязанности и ответственности,
социальных стереотипов мышления
и действия субъектов; право
есть часть (компонент) духовной
сферы общества, сегмент универсальной
и национальной духовной матрицы,
где выражены общие и конкретные
представления о справедливости
в праве и др. Во всех этих
проявлениях право является таковым
благодаря правосознанию. Здесь
важен культурологический контекст
действия правосознания и права.
Нельзя не согласиться с В.
Н. Синюковым, который пишет: "Феномен
права нуждается в изучении
не только в качестве абстрактной
логической системы, удовлетворяющей
неким всеобщим критериям добра,
справедливости, гуманизма, но и
в аспекте конкретных культур,
в которых право приобретает
полноту своих жизненных характеристик".2
Главное
в праве это необходимость
проявления в нем справедливых
начал в той мере, в какой
это возможно осуществить с
помощью юридических средств.
Справедливость должна быть духовной
инвариантой правовой системы
общества. Без этого право теряет
свой исходный социальный смысл,
перестает быть достойным регулятором
общественных отношений.
Именно поэтому
идея права не сводима к
естественно-правовому закону, правам
человека, к совокупности юридических
норм, институтов, отраслей. В общем
плане идея права находится
в плоскости формальной справедливости
и равенства. Но это общий
подход. Как справедливо отмечает
Д. А. Керимов, "право выступает
перед исследователем как сложная
система".3
Право как конкретный
феномен социальной действительности
можно представить в следующих
ипостасях:
- как проявление правовой
идеи (мысли) и правового чувства;
- как специфический
социально-исторический и культурный
фактор устойчивости и развития
общественных отношений наряду
с другими социальными нормами;
- как выразитель формальной
справедливости и равенства в
обществе;
- как социальный институт,
оказывающий необходимое правовое
воздействие (и как часть последнего
правовое регулирование) на общественную
жизнь;4
- как четкий
нормативный определитель, с одной
стороны, свободного, возможного, дозволенного,
желаемого поведения субъекта, а
с другой обязательного, необходимого,
должного, принудительного;
- как мера позитивной
ответственности (долга) личности;
как вид социальной ответственности
за антинормативное поведение;
-как институционально-объективированная
позитивная правовая свобода
личности, общества, государства;
- как один из видов
информационного компонента социокультурного
пространства.
Этим, конечно же, не
исчерпываются природа и содержание
права. Именно духовно-культурная
развитость или, напротив, неразвитость
идеи правосознания в конечном
счете определит соответствующее
содержание и характер позитивного
права. Право является феноменом,
зависящим от культурного контекста.5
Чтобы право
было достойно духовно-культурных
и гуманистических ценностей
человечества, правовому сознанию
важно обладать мудростью и
красотой, которые присущи творческому,
а не догматическому правосознанию.
Мудрость правосознания
выражается в духовной гармонии
правовой идеи и правового
чувства, когда юридическое мировоззрение
и чувство права не противоречат
друг другу. Мудрое правовое
сознание есть состояние (духовная
статика) и процесс (духовная
динамика) интеллектуально-волевого
синтеза юридического знания, правового
опыта, но главное, высокого
по своей мыслительной мощи
и реальной жизненной ориентированности
философско-культурного понимания
и ощущения подлинной природы юридического
мира. Все это находит воплощение в правовых
учениях, принципах, аксиомах, максимах,
афоризмах (изречениях) и соответственно
в юридических нормах. В последнем случае
большую значимость приобретает уровень
развития интеллектуальной силы правотворческого
сознания. Мудрость правосознания заключается
не в бездумном восхвалении права, необоснованном
возвышении его роли в обществе и т. п.,
а в реальной оценке права как формального
регулятора социальных отношений, ни в
коем случае не стоящего выше нравственных
и религиозных норм.
Умудренное жизнью
правосознание не ищет путей
искусственных и ненужных, чтобы
только ради этого укрепить "могущественный
авторитет" права в общественном
сознании, который на деле оказывается
фальшивым, мнимым, ненастоящим.
Праву нужны истинные,
а не ложные пути развития.
Следует согласиться с Н. И.
Матузовым, который справедливо
критикует позицию авторов, считающих,
что положение "право есть
минимум нравственности" умаляет
социальную роль права. Он отмечает,
что данная формула не принижает
ценности права в обществе, а
"фиксирует тот факт, что право
действительно не охватывает
и не может охватить всех
требований морали, что оно регулирует
более узкий круг общественных
отношений и что оценочные
критерии нравственности более
строгие".6