Серебряный век российской культуры, пронизанный философскими идеями, занимает особое место в истории национального самосознания. Это были годы, когда в полный голос о себе заявила самобытная русская философская традиция. В книге Э. А. Бальбурова «Поэтическая философия русского космизма» (Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003) раскрывается специфика русского космизма как концентрированного выражения российской духовности, как органичного движения национальной души к «живому», «цельному» знанию.

Обращение к истории национальной культуры представляет не только академический интерес, но является важнейшим инструментом сохранения и развития культуры, особенно в кризисные для нее времена. Поиск фундаментальных мировоззренческих оснований русской культуры — а именно такова сверхзадача автора — есть необходимая составная часть процесса освобождения от диктата отчужденного от своих корней духа, который созидает миражи на пространствах культурной пустыни современной российской действительности. В русском космизме — масштабном явлении культурной жизни России конца ХIХ — начала ХХ в. — обнаруживается пример целостного, одновременно интеллектуального и образного, выражения подлинно национального духа.

В книге Э. Бальбурова русский космизм рассматривается как имеющая глубокие корни национально-философская традиция, сопоставимая с такими явлениями как английский эмпиризм и немецкий идеализм. Космизм по-своему объединяет эти мировоззренческие доминанты: эмпирическое в нем неотделимо от идеального, «лепота» — от духовности, космическое — от божественного. Отсюда особая значимость для русской ментальности как интеллектуально-мистического, так и эстетического (чувственного) опыта, отсюда же и традиционная для национальной культуры и столь ярко проявившаяся в эпоху Серебряного века сопряженность фигур мыслителя и поэта, нераздельность философии и литературы.

Свою национальную идентичность российская мысль постигала в диалоге с мыслью западноевропейской: космическое сознание под знаком символа и мифа соотносило себя с научным европейским сознанием, заменившим космос рациональной картиной мира. Полемическая острота диалога усугублялась приобщением России к западноевропейской модернизации. Каждая новая волна русской перестройки, начатой Петром Великим, отдавалась знаменитыми «русскими спорами». Позиция, которую занял в них русский космизм, основывалась на критической рецепции западной философии в свете православного духовного опыта и идей восточной патристики.

В философских проектах Нового времени (от Декарта до Гегеля), лежащих в основе европейского цивилизационного типа, русские религиозные мыслители увидели утопическую активность человеческого разума, уверовавшего в себя как в высшую инстанцию истины, не нуждающуюся в авторитете Откровения. «Принцип истины от человека, — читаем у П.Флоренского, — столкнулся с принципом истины от Бога. Дольнее с неслыханной силой противостало горнему». Русский космизм, напротив, смотрел на познание как на мистерию, в которой есть мист и мистагог — ум человеческий и ум божественный. «Как не может произрастать жизнь без солнца и нельзя видеть без света, — пишет Э. Бальбуров, — так ум невозможен без Откровения. Без этого родника, струящегося потустороннею влагой, он иссыхает и превращается в пустую головную рефлексию».

В качестве высшего звена познания русский космизм рассматривает способность, обеспечивающую наиболее глубокое прикосновение сознания к трансцендентной ему реальности — интуицию. Именно в ее актах вдохновений и озарений осуществляется мистерия познания нового, в которой чувственность и логика являются вспомогательными органами. В цельности единого органона познания, классическим образцом которой русский космизм вслед за Платоном (его теория «пойесис») считал поэтическое творчество, космисты видели отсвет Святой Троицы — божественной гармонии творческой воли, силы и разума, обеспечивающей само Бытие (сохраненность его в потоке изменений). Свой идеал живого и цельного познания, когда все его сферы образуют совершенное единство, русский космизм и противопоставил западному рационализму как гипертрофии универсального начала логоса. Критический пафос русского космизма предвосхитил антирационалистическую установку европейской философии жизни и экзистенциализма, но в отличие от них его критика осуществлялась с христианских позиций и не несла с собой пессимистических умонастроений.

Серебряный век, на который пришлось становление русского космизма в качестве метафизического учения о всеединстве и Софии, в значительной мере воплотил его идеал цельного знания. Необычайный взлет поэзии совпал с напряженными религиозными исканиями и философским пробуждением — великим «ледоходом» русской мысли. Художник, религиозный мыслитель, ученый нередко сходились в одном лице. В. Соловьев, Н. Федоров, П. Флоренский, В. Вернадский, Вяч.Иванов, А. Белый, М. Пришвин и мн.др. демонстрируют широчайший диапазон творческих интересов. Возникают новые формы и творческие приемы создания произведений, которые глубоко проанализированы в монографии. От ее автора-филолога такой анализ потребовал выхода в смежные области философского, а местами и естественнонаучного знания, где он, надо отметить, чувствует себя достаточно уверенно. К достоинствам работы необходимо отнести и соединение методов философского и литературоведческого анализа. Русский космизм раскрыт не только как учение, но и как новаторская поэтика, приемы которой прослеживаются в творчестве Аввакума, А. С. Пушкина, И. А. Гончарова, А. И. Герцена, И. А. Бунина, М. М. Пришвина, А. П. Платонова, В. П. Астафьева, В. Г. Распутина, А. А. Кима.

Разумеется, обсуждение столь широкого круга вопросов вряд ли могло быть исчерпываюшим в пределах одной работы. Проблема соотношения особенного и универсального в национальной культуре глобальна, и Э.Бальбуров вносит в нее свой посильный вклад. Анализируя традицию космизма в историческом пространстве от корней до концептуального становления, автор проливает свет на лик и «особенную стать» национальной «психеи», своеобразие ее исторического пути.